В 1922 году от причала Вел­лингтона в Новой Зелан­дии отправилось в дальнее плавание грузовое судно «Оровайти». Оно должно было пересечь Тихий океан с тем, чтобы достигнуть Сан-Франциско. В  состав команды входил очень странный человек средних лет, итальянец Тамаззино Андриотти. Странность его заключа­лась в том, что он был нелюдим  и мрачен, говорил резкими, от­рывистыми фразами, голос его  скрипел, как несмазанное тележное колесо.

Он вешал на стену кубрика большое распятие, вырезан­ное из палисандрового дерева, и в самое неподходящее время начинал молиться, встав перед  ним на колени. Кок говорил, что Тамаззино у себя на Сици­лии совершил убийство, и его мучает совесть, потому он всё время и молится. Матросы под­смеивались над Тамаззино. Од­нако итальянец не реагировал  на их грубые шутки. Кое-кто из  команды видел, как он во вре­мя ночной вахты грозит небесам кулаком.

Однажды во время шторма Андриотти неожиданно за­кричал: «Силы ада призывают меня!» - и бросился за борт. Один из матросов кинул булты­хающемуся в воде Андриотти спасательный круг. Итальянец не умел плавать, но он и не пы­тался спастись и на глазах у изумлённой команды быстро пошёл ко дну. Прыгать в бушу­ющее море, чтобы спасти Та­маззино, никто не решился. Шторм неожиданно закончил­ся, словно Посейдон утихомирился, приняв человеческую жертву. Инцидент произвёл на команду ужасное впечатление, капитан даже распорядился от­крыть бочонок с ромом, чтобы  помянуть утонувшего...

Вскоре на корабле появился призрак Андриотти. Никто его не видел, однако матросы слышали скрипучий голос итальянца, который нельзя было спутать ни с чьим  другим.

Вот как позднее рассказывал об этом машинист Том Висби: «Качка была сильной, и меня мучила морская болезнь. В четыре часа утра я вышел на палубу и пошёл к баку. Дул сильный ветер. Светила полная луна. На палубе я был в полном одиночестве. Вдруг волосы встали дыбом у меня на голове. За спиной раздался голос Андриотти! Несомненно, это был его голос, итальянец говорил по-английски с акцентом, да и тембр был таким, что ни за что не спутаешь. Он бормотал что-то неразбор­чивое. Я обернулся, но нико­го не увидел. Мою болезнь как  рукой сняло. Я затих, боясь по­шевельнуться, и прислушался, но ничего не услышал, кроме обычного скрипа такелажа. Так прошло несколько минут.

Потом я отправился на корму. Вдруг снова послышался голос Андриотти. Я обернул­ся - никого! Через несколь­ко минут я услышал слова: «Иди сюда...» Они доносились с носа, с того места, где нахо­дятся швартовы. Я подошёл к якорной цепи и положил на неё руку там, где она была на­мотана на ворот. И снова тот же астматический, прерыва­ющийся шёпот! Теперь я по­нял, откуда доносятся звуки. Это звенья якорной цепи тёр­лись друг о друга. Они и созда­вали звук, похожий на тихий голос. Попробуйте потереть два неровных, неотшлифован­ных куска железа друг о друга, и вы услышите тот же звук. Я даже засмеялся. Взял верёвку и плотно перевязал цепь,  так что отдельные звенья не могли перемещаться друг от­носительно друга. Довольный собой, отправился спать.

На следующее утро я доло­жил помощнику капитана, что поймал призрак и связал его. Однако когда мы подошли к якорной цепи, верёвки там не оказалось».

Том Висби расспрашивал то­варищей, пытаясь узнать, кто снял верёвку, однако никто не признавался. Верёвка не мог­ла развязаться сама, Том очень крепко завязал её.

На следующую ночь го­лос Андриотти услышал  самый молодой матрос, 16-летний Джонни. «Твои родители совершили страшный грех, не окрестив тебя», - услышал он прямо над своей головой. Была тёмная ночь, и матрос никого не видел. Он испугался и побежал в куб­рик, где разбудил товарищей. «Откуда он знает, что я некрещёный?! Я никому об этом не рассказывал!» - кричал Джон­ни, дрожа всем телом. Несколько членов команды взяли фонари и пошли на палубу. Они осмотрели всё суд­но, залезли даже в машинное отделение и в грузовые отсе­ки, но никого не нашли.

Капитан «Оровайти», соро­калетний морской волк Питер Николлз, не верил в призрак, пока сам не убедился в его присутствии на корабле. Од­нажды ночью он проснулся от шума. Ему показалось, что в ка­юте кто-то есть. Он зажёг свет и с удивлением заметил, что стул отодвинут от стола. Меж­ду тем капитан всегда задвигал стул, прежде чем лечь спать.

Он встал и убедился, что на верхнем листе пачки бумаги, лежащей на столе, что-то на­писано. Оказалось, там большими неровными буквами было выведено: «Отдайте моё жалованье моей сестре Марии». Внизу стояла подпись Андриотти.  Николлз был поражён. В каюту никто войти не мог - дверь была закрыта на  задвижку.

Плавание продлилось ещё две недели, за это время ещё несколько членов команды слышали голос призрака. Чаще он давал о себе знать ночью, на палубе. Иногда он передвигал вещи. Матросы хотели открыть его сундучок, но не могли этого сделать, так  как он был заперт на ключ. Тог­да матросы решили взломать сундучок, но он чудесным об­разом открылся сам. Там лежал выходной костюм Тамаззи­но, палисандровое распятие и золотая булавка для галсту­ка. Сверху - записка: «Отдайте мои вещи Марии».

Когда «Оровайти» пришвар­товалось в порту Сан-Фран­циско, капитан заказал мессу в католическом храме за упокой души погибшего матроса и разыскал его сестру. Она расска­зала историю Тамаззино.

На родной Сицилии он был крестьянином и женился на красавице Паоле. На неё поло­жил глаз сын местного богатея и изнасиловал Паолу. Не в си­лах стерпеть  позора, молодая женщина наложила на себя руки.

Тогда Андриотти объявил вендетту и убил сына бога­тея. После этого он бежал с Сицилии и нанялся матросом на первое попавшееся суд­но. Семья Тамаззино вынуждена была переехать в Америку, так как боялась мести. Мария очень удивилась, увидев золо­тую булавку: «В нашей семье никогда не было таких доро­гих вещей». Подумав, сици­лийка добавила: «Наверное, эта запонка принадлежала насильнику».

Сергей МИХАЙЛОВ