«Джентльмены, перед нами либо гений, либо сума­сшедший», — сказал директор Высшей школы архитектуры, вручая диплом Гауди. На что Антонио ответил: «Похоже, теперь я архитектор».

«Слава Всевышнему, этой ночью никто не умер, — робко произнесла медсестра. — Но если хотите увидеть человека, который вот-вот отдаст Богу душу, следуйте за мной. Этого пациента сейчас будут соборовать». Гауди облегченно вздохнул: не зря потратил время на поход в больницу...

КУКЛЫ ГОСПОДА

В больнице Санта-Крус архитектор бывал частенько. Только в этом приюте для бед­ных ему разрешили присут­ствовать в морге на вскры­тиях. Теперь, изучив костное строение человеческого орга­низма, Гауди хотел большего: желал видеть лица недавно умерших.

...Он следовал за медсес­трой по гулким коридорам. Де­вушка украдкой поглядывала на странного посетителя. Ху­дой, сутулый, заросший седой бородой, в мешковатом неоп­рятном костюме, с отвисши­ми, набитыми всякой всячиной карманами, он сам походил на тех бедняков, что находили здесь последнее пристанище. Но его глаза, ярко-голубые, пронзительные, горели огнем. 

Гауди вошел в палату и встал у изголовья умирающего. Медсестра содрогнулась — на лице архитектора читалась ра­дость. Откуда ей, юной девчон­ке, было знать, что он уловил момент, когда душа усопшего отлетает на Небеса...

Глубоко верующий като­лик, Гауди отдал себя Богу. Для грандиозного фасада в стро­ящемся соборе Святого Се­мейства архитектор задумал множество библейских сцен. В поисках подходящей натуры Гауди исходил все кварталы Барселоны. Как же он намучил­ся с животными! Осла, который должен был выглядеть обесси­ленным после многодневного пути, Гауди разыскал у старь­евщика. Животное связали и подвесили на сбруе — так было легче снять мерки. Цыплят и индеек пришлось усыпить хло­роформом — с них делали гип­совую отливку, прежде чем они успели проснуться. И только с живого человека снять отливки не получалось: Гауди однажды попробовал на своем помощ­нике, но тот лишился чувств. С людьми всегда много хло­пот...

Он бесконечно долго под­бирал прототипов для фигур Иосифа, Марии, Христа и апостолов. Порою Гауди на­ходил требуемое сходство в лицах своих ремесленников: святым Петром стал один из скульпторов, апостолом Фад­деем — перевозчик камня, а толстый козопас послужил моделью для Понтия Пилата. Чтобы изобразить сотни де­тей, умерщвленных по при­казу Ирода, Антонио делал слепки с мертворожденных младенцев. Подвешенные рядами под потолком мас­терской белые застывшие тельца производили жуткое впечатление. Но архитектор бесстрастно замечал: «Все мы куклы Господа...»

НЕКУДА СПЕШИТЬ

Днем, как обычно, прямо на строительной площадке Гауди съел листья салата и не­сколько орехов, запив скудный обед водой. Он был строгим вегетарианцем и считал, что еда лишь отвлекает от плодо­творной работы за чертежной доской. А потому надо дер­жать желудок полупустым. Вовремя одного особо строгого поста он чуть не уморил себя голодом...

Покончив с трапезой, Гауди еще раз с гордостью оглядел свое творение. Он приступил к работе над собором в конце 1883 г., когда ему пошел трид­цать второй год. Вознамерив­шись построить самый боль­шой собор Барселоны, который станет храмом искупления всех грехов, Гауди стремился вос­создать в нем целый космос. Критики писали, что архитектор страдает опасной заносчивос­тью, необъяснимой гордыней и тщеславием и ведет себя так, словно зодчество обязано ему своим существованием. Строящийся собор приезжали посмотреть король Альфонсо и инфанта Изабелла, кардина­лы и папский нунций, доктор Альберт Швейцер и Пабло Пи­кассо, назвавший его архитектурной ересью. Большинство гостей не одобряло того, что делал Гауди, но больше всего им не нравился сам архитек­тор — резкий, дерзкий, непред­сказуемый. Антонио и сам знал о своем вздорном нраве, но как сдержаться, когда кругом полно недоброжелателей! Его не ограничивали в замыслах, но стесняли в средствах, и он сам собирал пожертвования на строительство, продолжая годами экспериментировать. Он хотел, чтобы здание напо­минало огромный орган. Тогда ветер, проходя через отверстия башен, будет звучать, будто на­стоящий хор. 

Неоконченный фасад стре­мительно уходил в небо, тяну­лись ввысь каменные оливы, апельсиновые деревья, гра­наты, миндаль и розы. Весь растительный и животный мир Каталонии — от моллюсков до парящих перед его глазами птиц. «Падение нравов насту­пает, когда человек перестает смотреть на природу»,  —поучал Гауди своих резчиков. Те же, стоя перед гигантским скульп­турным фризом, трепетали от ужаса: казалось, что здание го­тово обрушиться им на головы.

Уже минули десятилетия с начала строительства, а кон­ца ему все не видно. Однако Гауди, похоже, это ничуть не беспокоит: своим учителем он считает Господа Бога, которо­му спешить некуда.

САНТА-КРУС

Осенью 1925 г. Гауди окон­чательно переселился в сту­дию по соседству с собором, поставив в углу железную кро­вать. Распорядок дня сложил­ся раз и навсегда — утренняя месса, работа на стройке, вечерняя исповедь у духовни­ка. Из-за грыжи он вынужден был опираться на палку, дабы не упасть. Носил башмаки собственного изобретения с подошвой из травы эспарто: непрочная подошва перио­дически отрывалась, и Гауди подвязывал ее резинкой.

Впонедельник7июня 1926г он покинул стройку после обе­да, отдав указание скульптору: «Приходите завтра пораньше. Мы сделаем массу чудесных вещей!» Затем, следуя обычно­му маршруту, он пошел, не гля­дя по сторонам. Архитектор был погружен в раздумье, не заме­чая стремительно приближаю­щийся трамвай, хотя тот летел по рельсам, отчаянно звеня. Почувствовав страшный удар в бок, Гауди не понял, что про­изошло. Трамвай стоял в трех метрах, а он почему-то лежал на рельсах. Двое прохожих бро­сились на помощь и оттащили его на газон: палка и шляпа ку­да-то пропали, из уха сочилась кровь. Разъяренный водитель выскочил из кабины, объясняя собравшейся толпе, что бродя­га не смотрел, куда шел. Затем, убедившись, что путь свободен, отправился дальше по маршру­ту. Люди пытались выяснить у пострадавшего, кто он, но бед­няга не мог разговаривать. До­кументов при нем не оказалось, денег тоже. Несколько таксис­тов отказались везти раненого в госпиталь—еще салон испач­кает! И только один, ворча, со­гласился доставить его в боль­ницу для бедных. Там наскоро определили переломы ребер, ушиб мозга, кровотечение из уха — и отправили в клинику.

Санитары ближайшего госпиталя спешили. У них как раз начинался обеден­ный перерыв. Они тряхнули носилки, Гауди застонал и от­крыл глаза. Его вносили под каменные своды больницы Санта-Крус. «Господь ничего не делает случайно», — мель­кнуло в голове архитектора... Но и здесь, где на протяже­нии стольких лет он проводил анатомические изыскания, его не узнали. Старика занесли в журнал под именем Антонио Санди и положили в общей палате...

ОТХОДНАЯ МОЛИТВА

...К вечеру друзья Гауди забеспокоились — архитектор не вернулся к ужину. Прождав до темноты, они отправи­лись на поиски в полицейские участки и пункты первой по­мощи. Глубокой ночью архи­тектора отыскали в больнице Санта-Крус. «Вечером к нам доставили сбитого трамваем нищего, — сообщил им фельд­шер. — В его карманах нашли Евангелие да горсть орехов; кальсоны держались на ан­глийских булавках». Новость о плачевном состоянии Гауди распространилась по городу: прелаты церкви, почитате­ли, сотрудники полицейского управления и журналисты тол­пились в больничных коридо­рах. Его перевели в отдельную палату (думали перевести в частную клинику, но Гауди отказался — хотел умереть среди народа). К вечеру сле­дующего дня жизненные силы в нем почти иссякли. Непод­вижная правая рука сжимала распятие, хриплое дыхание прерывалось лишь вздохами: «Господи Иисусе! Ты дал мне удивительный дар, а я распо­рядился им недостойно.

Я строил храм по Твоему велению, но часто слышал лишь себя. Прости, что, ли­шенный семьи, я возжелал войти в Твое Семейство.

Я копировал Твои творе­ния, думая, что равняюсь с То­бой. Прости меня, Господи!»

ЭПИЛОГ

В 2002 г. по инициативе архиепископа Барселоны на­чалась подготовка к канони­зации Антонио Гауди. Может статься, великий каталонский архитектор будет причислен к лику святых. Но для этого, согласно церковным канонам, нужно доказать, что за свою жизнь он совершил хотя бы одно чудо. Думается, за до­казательством далеко идти не придется...