 Во многих работах Сальвадора Дали «обыгрывается» ящик - выдвигаемый прямо из человека. Дали называл это раздвоением личности и «самодознанием».
По самому складу личности он дознавался с детства о своём «двойном рождении», как родился ровно через девять месяцев после смерти первенца в семье, то есть сразу же и зачат, и вот, когда, по его словам, пытался заглянуть в душу, то обнаруживал в себе чужака - покойного брата-тёзку.
«Я всегда хотел доказать себе, что я существую: что я - это я, а не покойный брат, и я единственный на земле». Так, завораживая себя как бы магической борьбой с призраком брата, он даже записал «50 секретов магического искусства». Один из главных секретов: «Магия рождается из веры в неё - из единства природы и духа». И так далее.
Когда-то в духоте и темноте одиночки Кампанелла до истощения работал над «Городом Солнца», познавая счастливое человечество. Эфемерное всеобщее счастье казалось близким ему, уже почти неотягощённому плотью.
Кропоткин, требовательный к себе и в ледяной Петропавловке, неустанно дорабатывал «Ледниковый период», истолковывая и постигая сложными расчётами в уме влияние климата на человечество.
Сальвадор Дали у тёплого моря делал «умонепостигаемое», как он извещал человечество. «С кистью в руках я неустанно занимался толкованием своих непостижимых уму глубин».
И чего он только не делал! Но каждый комплекс его не исключал другого. Искусствовед Тарренте не считает его «художником с искрой от Бога»? Обескуражить! И вот замочная скважина на картине повторяет силуэт мальчика.
Конечно, он был Художником, но, так сказать, с «шалой искрой» и с магией, в которой как будто случайности высвечивают неприметную связь всех вещей. Вот пока ещё реализм: на картине просто ночная буря и небо - как будто вязкое, и волны пенным веером, и на скале, во всей корявости, деревце. И пока ещё проступает мощь Дали как Художника.
«Сколько я не спал ночей всего- то из-за ненайденного мазка! Но поленился найти, а кто не трудится - тот болван. И никто не подскажет, у творца не бывает помощника, художник всегда один. И всю ночь на сердце - дохлая ослиная туша».
Просто требовательность реалиста. Но, чтобы мир обомлел от него, нужна другая требовательность: перетасовка смысла и формы. И Сальвадор более не ленился.
Нашёлся и «помощник». Приходил сосед, изумлялся не столько на какую-нибудь картину «Яйца на блюде в отсутствие блюда», сколько на великое множество подобных «бесстрашных» открытий.
Когда-то я был дохловат и безус и боялся всего: даже выпить шампанского - чтобы и какая-нибудь женщина не опьянила бы и не сделалась моей «музой», не забрала бы всего меня».
Вскоре Дали боялся лишь оного - что его «сразит самсонов комплекс». Вот на лелеемых усах - как бы осколки крохотных радуг шампанского, а глаза вытаращены в эти высоко закрученные усы. «Такие усы для меня - нечто вроде волос Самсона. Их кончики улавливают флюиды модели. Они способны проникать туда, куда заказан путь разуму. Кончиком уса я могу как кисточкой нарисовать даже муху со всеми её волосками». Есть у него и «муза», чей лик - как он считал - словно бы у возносящегося ангела. Начинала она натурщицей в Казани, где родилась. У «ангела» возобладало бренное, и, должно быть, каким-то тайфуном её занесло в Испанию.
По словам А. Цветаевой (когда-то учившейся с ней), была она калмыковатой, глаза поставлены совсем по-китайски. Он изобразил её Девой Марией, для храма на острове Гваделупа «взносящимся ангелом», хотя она и походила, по словам искусствоведа, на падшего ангела.
Сальвадор со своей «музой» тоже написали «исследование» такой гваделупщины - «Декларацию о независимости воображения» - проповедующей «свободу до неспособности обретения и какой-нибудь формы».
Испанский искусствовед Карлос Рохас в своей работе «Мифический и магический мир Дали» настаивал, что никому нельзя не считаться с жёстким ограничением, без которого нет искусства. «Дали эксцентричен, конечно, и кто знает, где его центр. Но, противостоя рациональному, он, чтобы стать более всех удивительным, погружается в глубины «я», переоценённого им». И Бердяев говорил о художниках: «... Далее вглубь, и - не будет никакой реальности, там уже внутренний строй природы».
Сальвадор, преодолев ограничения реализма - словно бы даже сбрасывая оковы материи - опять и опять выдвигает потайной ящичек подсознания. «Я заставляю каменеть свои сны!» Но он хочет стать удивительным даже несвязными снами? Какой- то гармонией асимметрии? И при том он вполне уверен, что «если человеку что-нибудь ещё интересно, так только чудо», подобное чудо. Не долго и помрачиться умом. Стать более удивительным, чем Малевич - с «Чёрным квадратом» и с «Белым квадратом на белом фоне»!
Не имеющие решения «головоломки»? Не наделённое духовной энергией - это краска рельефным слоем... Ну, решим, что замечательные «Кривые часы», когда и кривые тени направлены в разные стороны, - это искривление времени.
А вот и ещё вполне замечательная картина: при её демонстрации на выставке произошло два выкидыша.
Он получает титул - маркиз Дали-и-Пуболь! «Посетители выставки мечутся, искусствоведы что-то исследуют, психоаналитики выясняют - когда я был на грани помешательства, а когда за гранью». А большей частью - картины, за которыми пустота.
Однажды он предваряет вернисаж лекцией-откровением, как в молодости стремился к нормальности, но «чтобы и все теперь чтили границы моего тайного мира», - он читал лекцию в водолазном скафандре.
Так маркиз Дали-и-Пуболь, замкнутый на себе, пытался и всеми способами, а не только в картинах, показать «мир, остававшийся до сих пор вотчиной воображения».
Со временем, скептичный к этому, он всё увеличивает эпатаж. Такова была известная его джигитовка под «Танец с саблями», когда он голым на швабре скакал перед Хачатуряном.
Возможно, так и было. Но - зачем? Почему? Куда? Дай ответ!
Не даёт ответа...
Маркиз-и-Пуболь, всё же упоённый собой, должно быть, демонстрировал себе своё болезненного размера Эго? Самовыражение и этими пируэтами всемирно признанного чудика?! Или с ним самим что-то сыграло дурную шутку?
И в старости он словно даёт ответ: «Я просто не смог привыкнуть к унылой нормальности».
Максим СИВЕРСКИЙ
| 
